Любые вызовы, ограничения и проекты, способные изменить ситуацию на мировом нефтегазовом рынке, создают новые возможности. Какими бы ни были конкретные обстоятельства, ясно одно – чрезвычайная нестабильность цен и политизация газовых рынков будут определяющими факторами их дальнейшего развития, считает независимый эксперт, выпускник Ливерпульского университета Элчин Хасан.

Турция, благодаря своему географическому положению, вполне заслуженно, может стать связующим звеном для присоединения Европы к северному и восточному источникам энергетических ресурсов. Соседние страны, богатые газом, не прочь  как продавать газ самой Турции, где его требуется все больше и больше, так и отправлять его через турецкую территорию отдаленным потребителям. Доказательством служит реализуемый проект TANAP-TAP, пишет Хасан.

Другой вопрос, насколько обоснованны претензии Турции стать «газовым хабом». Последнее предполагает чрезвычайно развитую структуру интенсивного сетевого обслуживания разных сегментов рынка природного газа (финансового, транспортного, местного), удобную для множества игроков не только в сопредельных странах. Турция вряд ли станет таким местом – в этом регионе нет свободного газового рынка, не привязанного к нефтяному индексу ценообразования, и нет благоприятных условий для превращения Босфора в центр «распределения» торговых потоков сжиженного природного газа (СПГ).

Евросоюз рассматривал транзитные возможности Турции прежде всего как альтернативу российским поставкам газа. И хотя вероятность закрытия сделки с «Газпромом» по так называемому сегодня неофициально «Турецкому потоку» еще под вопросом, превращение черноморского проекта «Южный поток» в «Турецкий поток» смешала все карты геополитической игры Евросоюза и США.

Кого затрагивает этот маневр на Востоке? В числе проектов, зависевших, пусть в перспективе, от турецкого транзита, на первом месте стоит Транскаспийский трубопровод для доставки туркменского газа через Азербайджан на Запад. Да, страны-владельцы каспийского шельфа пока не могут договориться между собой, но всем участникам ценовой цепочки и Евросоюзу как конечному потребителю этот проект был очень выгоден. Однако российские 63 млрд кубометров газа «Турецкого потока» отодвигают этот проект на 15–20 лет как минимум, что оставляет Туркменистан один на один с ее главным потребителем – Китаем. У Туркменистана мало шансов вовлечь в эту сделку законодательство ЕС, пока Турция не является его членом, а Ирану, охватывающему юг Каспия, незачем прокладывать трубопровод для экспорта туркменского газа из-за острой конкуренции этих двух стран.

Согласно недавнему отчету компании ВР, Иран владеет крупнейшими в мире запасами природного газа, и значительные его объемы могли бы прийти в Европу. Иран имел определенные виды на возобновление маршрута газопровода Nabucco, о котором теперь часто вспоминают. Несколько месяцев тому назад об экспорте иранского газа даже велись переговоры с Турцией, выбравшей до этого вместо Nabucco проект TAP. «Турецкий поток» лишает смысла дальнейшие переговоры Ирана в этом направлении – во всяком случае, вплоть до неопределенного будущего. Небольшие объемы Иран сможет транспортировать через ТАР, но Турция уже «подключила» к будущим поставкам и Курдистан, откуда в 2017 году она будет импортировать 4 млрд кубометров газа, а к 2020 – уже 10 млрд кубометров. А на горизонте вырисовывается еще и возможный восточносредиземноморский конкурент «Турецкого потока» – шельфовый газ кипрского месторождения Aphrodite и израильских Leviathan и Tamar (Израиль не прочь подавать этот газ в Европу через территорию Турции).

Есть опасения и насчет осложнения ситуации внутри проекта TANAP: уже появились слухи, что планы по увеличению его пропускной способности дo 20 млрд кубометров Турция приостанавливает ввиду новых предложений «разъяренного медведя», то бишь России. Турция могла бы только выиграть от такого изобилия предложенных ей, как транзитеру, вариантов – при условии, что они будут реализованы, но дело в том, что стратегический ход России рассчитан, не в последнюю очередь, как раз на замораживание этих проектов. Евросоюз может как-то способствовать их реализации, но и Москва может найти меры воздействия на Турцию.

Что могут предпринять в изменившейся ситуации основные игроки? У кого-то (например, у Кипра и Израиля) альтернативой могут стать новые мощности СПГ, другим это менее доступно и по географическим, и по технологическим условиям. Иран, Ирак и Туркменистан могут сосредоточить усилия на азиатском рынке, например, объединиться в проекте СПГ где-нибудь на побережье Персидского залива. От основных запасов Ирана туда 500 км, а из Туркменистана – гораздо дальше, 1800–2000 км, но игра, возможно, стоит свеч, учитывая мировые перспективы СПГ, в том числе и для поставок в Европу, и неизбежность борьбы с лидерами в азиатском регионе — Катаром и Австралией. Поскольку нынешние цены на углеводороды не обещают легкого будущего, то это означает усиление инвестиционных рисков. Поэтому восточные конкуренты России в поисках альтернативных возможностей получения энергоресурсов вполне могут объединиться, считает эксперт.